В Беларуси уже почти два года продолжается кампания массовых политических репрессий. Масштабы беспрецедентны: сейчас в стране более 1200 политзаключенных, а всего за это время было возбуждено более пяти тыс. уголовных дел.
Беларусь сегодня - единственная страна в Европе, которая продолжает применять смертную казнь. Всего с 1991 по 2022 гг. по приговорам судов расстреляли более 400 человек. При этом сфера применения смертной казни всегда была весьма ограничена: к высшей мере приговаривали в основном за жестокие убийства. За долгие годы существования диктатуры власть не только ни разу не применяла смертную казнь в отношении своих оппонентов, но и старалась в принципе не использовать “расстрельные” статьи в делах, связанных с политикой.
Однако после 2020 года все изменилось. По “террористическим” статьям были возбуждены десятки уголовных дел, в том числе против лидеров оппозиции Светланы Тихановской и Павла Латушко, известных блогеров Степана Путило (“NEXTA”) и Антона Мотолько, представителей организации бывших белорусских силовиков ByPol. А 17 мая 2022 года Лукашенко подписал закон о поправках в Уголовный кодекс, которые отныне расширяют сферу применения смертной казни. Теперь расстрел может грозить не только за совершение теракта, но и за покушение на акт терроризма. Всего поправки затронули четыре “террористические” статьи УК.
Для Тихановской, Латушко, Путило, Мотолько и лидеров ByPol угроза остается чисто теоретической. Все они находятся в эмиграции, и никто их властям Беларуси не выдаст. Максимум, что им грозит в этой ситуации - заочный приговор. К слову, соответствующие поправки в законодательство, позволяющие судам в рамках “специального производства” заочно рассматривать дела политэмигрантов, недавно также одобрили белорусские парламентарии.
Кроме того, действие закона не имеет обратной силы - то есть к тем, кто уже проходит по “террористическим” делам, поправки применять нельзя.
Тем не менее для тех, кто остается в Беларуси и продолжает бороться против режима Лукашенко, угроза может быть вполне реальной. Госпропаганда фактически не скрывает, что к столь радикальному шагу власть подтолкнула так называемая “рельсовая война” - серия антивоенных акций сопротивления на железной дороге. После начала российского вторжения в Украину было совершено более 80 диверсий: белорусы приводили в негодность железнодорожную инфраструктуру, чтобы помешать движению военной техники агрессора через территорию Беларуси.
Обвинения в терроризме стали ключевым механизмом дискредитации и дегуманизации оппонентов власти
Эти партизанские вылазки имели подчеркнуто ненасильственный характер - от них не пострадал ни один человек. Но силовики Лукашенко с самого начала объявили, что любые действия в отношении железной дороги станут расцениваться как акт терроризма.
Впрочем, “расстрельные поправки” могут угрожать не только тем, кто участвует в “рельсовой войне”. После 2020 года спецслужбы превратили тему терроризма в важный элемент устрашения общества, а само понятие “терроризм” теперь трактуется максимально широко.
Начало “террористической угрозы”
Курс на активное использование темы терроризма в политической борьбе был взят осенью 2020 года в разгар массовых протестов. 26 октября в КГБ заявили, что теперь некоторые действия протестующих (например, поджог имущества или блокирование железнодорожного движения) будут квалифицироваться как акты терроризма. “Против нас развернули уже не информационную, а террористическую войну по отдельным направлениям”, - заявил тогда Лукашенко.
Вскоре стало известно о задержании первых подозреваемых в терроризме: речь шла о “группе Автуховича” и “группе Олиневича”. Игоря Олиневича и еще трех анархистов обвинили в поджоге отдела ГАИ в Мозыре, здания Госкомитета судебных экспертиз в Солигорске и автомобилей возле здания местной прокуратуры. Николая Автуховича обвинили в поджоге машины и недостроенного дома офицера милиции в Волковыске, а также подрыве автомобиля омоновца в Гродно (“хлопок” повредил переднюю часть машины).
Известно, что анархист Олиневич и экс-бизнесмен Автухович действительно не верили в эффективность мирных протестов и допускали силовые методы борьбы. Но сам характер таких акций указывает на то, что организаторы, похоже, стремились избежать жертв: поджоги производились ночью, когда рядом не было людей. Именно поэтому поначалу силовики возбуждали уголовные дела по статьям “злостное хулиганство” и “умышленное уничтожение или повреждение имущества”. Подобная квалификация полностью соответствовала существующей правоприменительной практике. Например, в 2010 году группа анархистов бросила коктейль Молотова в здание бобруйского КГБ, а в 2012-м жительница Витебска подорвала примитивное взрывное устройство возле штаб-квартиры областного КГБ. В обоих случаях никто и не думал квалифицировать такие поджоги и “хлопки” как терроризм - дела возбуждались по менее тяжким статьям. Однако в 2020-м вмешалось высшее руководство: дела Олиневича и Автуховича переквалифицировали на “акт терроризма”.
В итоге в декабре 2021 года фигурантов дела Олиневича приговорили к лишению свободы на срок от 18 до 20 лет. А рассмотрение дела Автуховича проходит сейчас в гродненской тюрьме. Вместе с ним на скамье подсудимых оказались 11 человек. Террористами, в частности, была объявлена семья настоятеля храма в Жабинковском районе Сергея Резановича. Судя по информации госСМИ, вина православного священника, его жены и сына заключается в том, что в их доме Автухович какое-то время жил, хотя “не все из них знали и догадывались, что происходит”. Самому Автуховичу предъявлено обвинение по 10 статьям, в том числе. ч.3 ст. 289 (“Акт терроризма”). Этот пункт предусматривает наказание вплоть до расстрела.
Средство дегуманизации
После 2020-го власти стали раскручивать вокруг темы терроризма настоящую пропагандистскую истерию. Они отчитывались о терактах, о которых никто никогда не слышал, сообщали об обнаружении тайников со взрывчаткой и разоблачении террористических групп. Спецслужбы пугали общество тем, что противники власти не намерены щадить “ни женщин, ни детей”.
В марте 2021-го обвинения в терроризме выдвинули против Тихановской, Латушко и организации ByPol. Основанием для этого стала сомнительная история с задержанием 36-летнего бывшего уголовника Вячеслава Малейчика, который якобы планировал совершить взрывы в Минске и около военной части в Печах. Никаких доказательств связи Малейчика с оппозицией представлено не было.
В июле Лукашенко объявил о раскрытии “спящих террористических ячеек”, которые готовили “насильственную смену власти в день Икс”. Утверждалось, что деятельность террористов координировалась через телеграм-канал “Отряды гражданской самообороны Беларуси”. В рамках “дела ОГСБ” были арестованы минимум пять человек - их обвинили в попытке поджога лесозаготовительной техники, попытке подрыва российского узла связи “Вилейка” и попытке нападения на пропагандиста Григория Азаренка. Все эти акции, похоже, готовились при активном участии внедренных агентов КГБ и, по оценкам правозащитников, имели “контролируемый постановочный характер”.
В сентябре была арестована семья Войцеховичей, которая, по утверждению КГБ, на “западные деньги” планировала “террористические атаки”. В частности, их обвинили в том, что они бросили два коктейля Молотова в дом депутата Олега Гайдукевича (дома в тот момент никого не было).
Обвинения в терроризме стали ключевым механизмом дискредитации и дегуманизации оппонентов власти. Замминистра внутренних дел Николай Карпенков в апреле 2021 года даже намекнул, что силовики готовы перейти к физической ликвидации “террористов”, если получат соответствующий приказ. “Мы их найдем и мы их зачистим. Мы сделаем мир свободнее, а Республику Беларусь – более защищенной. Мы напоминаем нашей зарвавшейся кровожадной оппозиции о том, что мы их знаем всех. Знаем, где они находятся, с кем они общаются, какая у них недвижимость, где находятся их семьи”, - угрожал он.
“Сопротивление” и проколотые шины
Нельзя сказать, что спецслужбы всякий раз выдумывают преступления. Некоторые белорусы в условиях массовых репрессий и тотального подавления любого инакомыслия действительно разочаровались в мирных протестах. Появился запрос на более решительные формы борьбы, которые связаны с нарушением действующих законов. Правозащитники в таких случаях зачастую констатируют, что некоторые противоправные действия стали результатом “нарушения государством своих обязанностей относительно поддержки мира, безопасности и правопорядка”. Белорусы оказались лишены возможности законным способом влиять на решения власти и выражать свое мнение - и поэтому вынуждены искать иные способы, считают правозащитники.
“Рельсовая война” стала, пожалуй, самым ярким проявлением подобных процессов, но не единственным. Так, в мае 2021 года в сети появился манифест движения “Супраціў” (“Сопротивление”), в которое вошли телеграмм-каналы “Буслы ляцяць” и “Дружины народной самообороны”, а также хакерская группировка “Киберпартизаны”. “Супраціў” объявил своей целью свержение режима Лукашенко, возвращение к демократии и законности. В движении считают, что белорусы имеют право на восстание против тирании.
Структуры “Супраціву” сравнивают себя с движением “Сопротивления” на оккупированных территориях во времена Второй мировой войны и действуют на условиях полной анонимности. Сколько людей вовлечены в подпольную работу, сказать невозможно. Но “Супраціў” периодически берет на себя ответственность за акции прямого действия - повреждение или уничтожение имущества силовиков, блокирование железной дороги и уничтожение камер видеонаблюдения. Самыми известными акциями движения стали атаки на базы ОМОНа и внутренних войск: подпольщики с помощью дронов сбросили на здания емкости с горючей смесью.
На данный момент неизвестно ни одного случая, чтобы в результате акций “Супраціву” пострадали люди. Тем не менее власти объявили подпольщиков “террористами”. “С этим движениями нельзя договариваться. Террористов можно только уничтожать”, - заявил замминистра внутренних дел Геннадий Казакевич.
До уничтожения пока дело не дошло, но само понятие “терроризм” с каждым разом трактуется все более широко. Так, в Могилевской области в сентябре 2021 года в терроризме обвинили местных жителей, которые оставили на рельсах и возле киоска муляжи взрывных устройств. В конце 2021-го силовики задержали группу минчан, которые прокололи шины в автомобиле судьи, бросили камень в окно сотрудника прокуратуры и уничтожили одну из систем видеонаблюдения в городе. Эти действия также квалифицировали как терроризм. А житель Новополоцка Руслан Слуцкий разбросал по маршруту следования провластного автопробега самодельные “ежи” - проколотые шины суд посчитал терактом и приговорил мужчину к 11 годам колонии.
Подобные подходы получили публичную поддержку высшего руководства. “Ну проколол ты эту шину. Стоит того, что ты сейчас 15 лет отсидишь в тюрьме?” - грозил “террористам” Лукашенко на одном из совещаний.
Терроризм в форме абстракции
Огромное пространство для злоупотреблений оставляет и само понятие “акт терроризма”, которое сформулировано в Уголовном кодексе Беларуси довольно расплывчато. Кроме очевидных признаков терроризма (например, совершение взрыва, создающего опасность гибели людей), там также говорится о неких абстрактных “иных деяниях” и “иных тяжких последствиях” с целью “дестабилизации общественного порядка”. Белорусский юрист Дмитрий Лаевский считает, что при желании к “иным деяниям” можно приравнять любые общественно-политические выступления.
“С помощью этого определения теракта все, что угодно, можно подвести под теракт - как страшные действия в духе “Аль-Каиды”, так и действия, которые попадают под более мягкие статьи уголовного кодекса, так и организацию политических протестов. Конечно, с точки зрения права такое расширительное толкование будет недопустимым и неверным. Но наивно рассчитывать на то, что в этом вопросе будут руководствоваться правом”, - констатировал он.
Теперь из неиспользованных инструментов террора остались только расстрелы
Однако следствию все равно нужно как-то обосновывать то, что действия “террориста” повлекли за собой последствия, хотя бы в виде абстрактной дестабилизации. Без последствий речь может идти только о “покушении на теракт”, что до недавнего времени не могло караться смертной казнью. Но “расстрельные поправки” это препятствие устраняют.
“Учитывая безграничность фантазий и навыки провокаций у спецслужб, тонкую грань между приготовлением и покушением, отсутствие процессуальных границ у способов добычи доказательств в условиях правового кризиса, мы точно будем свидетелями направления в суд дел, по которым с новыми нормами стало вероятным назначение смертной казни”, - считает юрист правозащитного центра “Весна” Павел Сапелко.
Логика тоталитаризма
Как именно “расстрельные поправки” будут применяться на практике - вопрос пока открытый. Лаевский, например, не верит, что белорусские суды в ближайшем будущем решатся на вынесение смертных приговоров по очевидно политическим делам, так как существует риск “абсолютно непредсказуемой общественной реакции”. Тем не менее режим Лукашенко уже не раз демонстрировал свою готовность идти на самые жесткие и скандальные меры ради достижения своих политических целей.
В этом смысле “расстрельные поправки” и все более широкое использование особо тяжких статей УК против оппонентов власти выглядит вполне закономерным явлением. Сегодня в Беларуси основанием для уголовного преследования стало участие в мирной акции протеста, перфоманс, журналистский стрим, надпись на асфальте или заборе, пост в соцсетях или просто лайк. За столь безобидные поступки можно надолго отправиться в тюрьму. А раз так, то за партизанские акции в отношении железной дороги или имущества представителей власти наказание должно быть во много раз страшнее. Такова логика тоталитарной системы: если красная полоса на тюках с сеном считается “злостным хулиганством”, то проколотая шина - это уже “теракт”.
По сути, сделав ставку на неограниченные репрессии и не добившись при этом полного усмирения общества, режим Лукашенко в какой-то момент столкнулся с тем, что арсенал угроз для оппонентов власти оказался практически исчерпан. Теперь из неиспользованных инструментов террора остались только расстрелы.
Источник: opendemocracy.net
